Искатель, 2001 №7 - Даниэль Мусеевич Клугер
Офра считала точно так же и поэтому добросовестно попыталась вспомнить содержание не восемнадцатой и не двадцатой, а именно девятнадцатой серии. Причем не любого латиноамериканского сериала, а «Дома разбитых сердец». И конечно у нее ничего не получилось.
Натаниэль понял это.
— Ладно, — успокаивающе сказал он. — Ты посиди, повспоминай. А я пока съезжу кое-куда. По делам. — Он обошел письменный стол и остановился перед сидящим Маркиным. Тот с тяжелым вздохом вложил в руку начальника ключи от машины.
— Вы тут не бездельничайте, — строго заметил Розовски. — Ты, Офра, во-первых, постарайся вспомнить содержание девятнадцатой серии. Во-вторых, подготовь мне подробный отчет о своем визите к госпоже Юдит Хаскин. А ты, Алекс, просмотри наши дела последних двух месяцев, нет ли у нас неподчищенных хвостов.
Закрывая за собой дверь, он услышал, как Офра спросила у Маркина тревожным шепотом:
— А его можно пускать за руль в таком состоянии?
* * *
Всякий раз, посещая Кфар-Барух (а это неоднократно случалось и раньше), Натаниэль испытывал легкое чувство неловкости. Как уже говорилось, больше половины здешних обитателей составляли новые репатрианты из СНГ, среди которых хватало бывших клиентов его агентства. Так что многие здесь знали его в лицо и приветливо здоровались.
К слову, единственным периодом, когда сомнительная внешность Натаниэля принесла определенную пользу, был период создания частного сыскного бюро. Перебитый нос, шрам через всю щеку (конечно же, отметины, полученные в бескомпромиссных схватках с нарушителями закона) вкупе с кольтом, приобретенным, что греха таить, специально для восторженных взглядов будущих потенциальных заказчиков, вызывали у последних неодолимое желание воспользоваться услугами детектива («Подумайте, частный детектив! Как Шерлок Холмс!»), его аналитическим умом, молниеносной реакцией и тяжелыми кулаками.
Увы, именно третье из перечисленных качеств имело явное предпочтение в среде бывших граждан распавшегося Союза — контингенте, с которым собирался работать Розовски. Натаниэля регулярно — особенно вначале — приглашали разбираться с обидчиками. В какой-то момент у него начало складываться впечатление, что его воспринимают так, как когда-то в детстве его сверстники, сами не мастаки подраться, знакомого хулигана-переростка. Его приводили во двор, чтобы добиться уважения.
Натаниэль покорно разбирался с крикливыми соседями, ругался с хамоватыми домовладельцами и прочими. Пока, наконец, не решил, что с него хватит. Тогда же, в короткий начальный период он сделал вывод о том, что эмиграция — называйся она репатриацией на историческую родину, воссоединением с родными или еще как-то — по сути, ввергала вполне взрослых и сформировавшихся людей в состояние инфантилизма. Они становились ребячливыми, по-детски обидчивыми, к ним возвращались подростковые комплексы и младенческие страхи.
Собственно говоря, многие правонарушения и преступления, даже тяжкие и жестокие, с которыми Розовски имел дело в течение последних десяти лет. носили странный оттенок детскости.
И таким же детским было искреннее удивление просителей, когда они узнавали, что услуги частного детектива — платные. «Как же так? — читалось в их округлявшихся глазах. — Мы же к тебе за помощью, как к старшему товарищу, заступнику и герою, а ты — пятьсот шекелей, тысячу шекелей… Это нечестно!»
Поведение самого Натаниэля тоже подпадало под определение «впадает в детство». Особенно в самом начале его новой карьеры. Он до сих пор краснел, вспоминая тот киношно-литературный образ крутого детектива, который старательно культивировал перед первыми клиентами открывшегося частного детективного бюро «Натаниэль». Словно он, сбросив полицейскую форму, вдруг погрузился в мир любимых литературных героев далекой юности — Шерлока Холмса, комиссара Мегрэ и прочих героев занимательных сказок. Вслух он глубокомысленно оправдывал это необходимостью соответствовать тому романтическому образу частного детектива, каковой сложился у большинства советских людей под влиянием книжек и фильмов. Но в глубине души прекрасно отдавал себе отчет в том, что поддался жгучему и совсем не взрослому желанию поиграть…
Следует отдать ему должное — Розовски быстро отказался от манеры цедить слова сквозь зубы, выставлять напоказ здоровенный кольт (на самом-то деле он предпочитал менее эффектный внешне, но безотказный йерихо — израильский аналог популярной беретты).
И занялся делом — вполне реальными проблемами подложных чеков, супружеских измен, мелкого рэкета и прочих преступлений, с которыми приходилось сталкиваться некоторым новым репатриантам. Дела скромные, потому и доход приносили скромный. Так что насмешки бывших сослуживцев из полицейского управления насчет золота лопатой, которое греб бывший отличный офицер, свихнувшийся с появлением огромного количества говорящих по-русски новых граждан Израиля, не имели никакого, даже условного, основания. Те редкие дела, расследование которых заказывали Натаниэлю время от времени, с трудом покрывали расходы на телефонные разговоры и электроэнергию. Сами Ашкенази, бухгалтер, занимавшийся годовым балансом агентства, скептически усмехался, разбирая платежные документы, присылаемые Натаниэлем. Однажды сказал:
— Ты бы мог изменить название своей фирмы. Большая часть твоих расходов вполне подходит под статью добровольных пожертвований. А доходы, — презрительно махнул он рукой, — да какие это, прости Господи, доходы?! Мне даже совестно брать с тебя деньги за составление отчетов.
Бухгалтер Сами Ашкенази был прав, а бывший полицейский офицер Натаниэль Розовски жестоко ошибся. Открывая десять лет назад частное детективное бюро, он искренне рассчитывал, во-первых, оказаться полезным хлынувшим в Израиль репатриантам из бывшего Союза, а во-вторых, надеялся поправить свой семейный бюджет, который серьезно покачнулся в результате различных катаклизмов, связанных с личной жизнью. Расчеты оправдались ровно на пятьдесят процентов, причем — на первые пятьдесят. Агентство действительно ценилось в «русской» среде, а авторитет Натаниэля был чрезвычайно высок. Но как назло, в услугах его нуждались в основном люди малоимущие. Или, вернее сказать, имущие граждане не прибегали к его услугам.
— Я знаю, что в стране есть деньги, — философски заметил однажды Розовски Маркину. — Причем — много денег. Известно мне также, что в стране живу я. Но почему-то эти две величины — я и деньги — никак не совпадают. Может быть, только по одной координате. Например, мы не совпадаем по времени.
Все эти мысли и воспоминания занимали Натаниэля с той самой минуты, как, оставив машину на бесплатной стоянке, он успел поздороваться по-русски с тремя или четырьмя смутно знакомыми людьми подряд.
Подходя к синагоге «Ор Хумаш», он быстро переключился от абстрактных рассуждений по поводу нелегкой судьбы «русского» детектива на более конкретные.
Например, относительно расписания тренировок в спортзале, соседствовавшем с синагогой.
Собственно, здание не было спортзалом — судя по вывескам, второй этаж полностью занимали муниципальные службы района, на первом соседствовали частный зубоврачебный кабинет и нотариальная контора.
Любителям спорта выделили третий этаж. Любителями, скорее всего, являлись опять-таки «русские» репатрианты, поскольку все объявления, относящиеся к боксу, борьбе, тяжелой атлетике и шахматам (именно такой набор), были написаны на русском языке.
Одно из объявлений извещало,
