Охота за наследством Роузвудов - Маккензи Рид
Я хватаю телефон и тубус и поворачиваюсь к воде как раз в тот миг, когда тот, кто напал на меня, выплывает на поверхность. Мокрые темные волосы облепляют лицо, так что его не разглядеть. Он кашляет несколько раз и вылезает из бассейна в патио. Видно, что бицепсы под загорелой, освещенной луной кожей куда больше моих. Я напрягаюсь, понимая, что нужно бежать. Но ноги словно приросли к камню. Если это не охранник – а я уверена, что это не охранник, – значит, кто-то проник сюда без спроса. Я не могу уйти, не узнав, кто это.
Пока он выкашливает воду из легких, я заношу пластиковый тубус, как будто это бейсбольная бита. И готовлюсь ударить незнакомца по голове с такой силой, чтобы проломить ее, когда он наконец откидывает волосы с лица, как отряхивающаяся мокрая собака, поднимает голову и смотрит на меня. Его глаза в панике округляются.
– Погоди, не надо…
В последний момент я успеваю отвести тубус, и он не врезается в голову мокрого парня, который стоит передо мной на коленях. Отплевываясь, я смотрю на него, не веря своим глазам.
– Лео?!
Бабушкин садовник открывает рот, чтобы ответить, но в это мгновение включается освещение патио. Я резко втягиваю ртом воздух и быстро ныряю за ствол могучего клена, прижавшись спиной к его коре и опустившись на корточки, так что колени оказываются прижатыми к груди. Рука крепко стискивает пластиковый тубус.
К моей досаде, Лео прячется за соседнее дерево, тоже сев на корточки, и мы оба затаиваем дыхание. Я прислушиваюсь, не раздадутся ли чьи-то шаги, но ничего не слышно. Похоже, нам повезло, мы только активировали автоматически включающиеся прожекторы.
– Что ты тут делаешь? – шепчет Лео слишком громко.
Я с силой тычу его локтем в бок, чтобы он заткнулся, затем, когда он стонет, отваживаюсь заглянуть за ствол. Поверхность воды в бассейне снова стала гладкой, освещение патио, к счастью, выключилось. Я жду еще несколько секунд, прежде чем выпрямиться и повернуться к Лео.
– Что я тут делаю? – зло шепчу я. Показываю на дом, потом на себя. – Я Роузвуд. Я тут живу. Вопрос в другом – что тут делаешь ты?
Он встает на ноги и, достав из кармана ключи, трясет ими перед моими глазами.
– Занимаюсь двором и садом. И попал я сюда через заднюю калитку.
Выходит, у него есть ключи? Даже у меня нет ключей. Они никогда не были мне нужны: передо мной все и так всегда было открыто. Я смотрю на мою одежду, мокрую и грязную от земли, в которой я испачкалась, чтобы попасть сюда. Он глядит на меня сверху вниз, и в его серых глазах читается намек на удовлетворение.
– Не думаю, что ты подстригаешь кусты в… – Я смотрю на телефон. – В четыре часа утра.
Он пожимает плечами.
– Я ранняя пташка, тут уж ничего не попишешь.
Я закатываю глаза, заходя все дальше во двор, чтобы убраться подальше от дома, но продолжаю говорить тихо. Он идет за мной.
– Тебе не положено здесь находиться, – говорю я.
– Тебе тоже.
Я поворачиваюсь, вытянув вперед руку, чтобы он не налетел на меня. У него длинные ноги, он высок, выше шести футов, и у него накачанные мускулы, потому что он и некоторые другие парни из хоккейной команды прогуливают уроки, чтобы тренироваться.
Но я тоже рослая, и несколько дюймов, на которые он возвышается надо мной, не заставят меня сдать назад.
– Откуда ты знаешь? – Двенадцать часов назад даже я сама этого не знала.
– Дэйз ввела нас в курс дела относительно того, что содержалось в завещании. Похоже, ты знавала лучшие дни.
– Ты ничего не понимаешь, – огрызаюсь я, чтобы не показать, что сгораю от стыда.
Мне следовало ожидать этого от Дэйзи – от Дэйз, как ее называют друзья и подписчики, – следовало ожидать, что она продемонстрирует грязное белье нашей семьи всей старшей школе Роузтауна. Но я надеялась, что у нее имеется хотя бы капля здравого смысла.
Я прохожу через лес в задней части территории особняка, огибая кладбище. Но как бы быстро я ни шагала, Лео не отстает.
– Ты так и не ответила на мой вопрос, – говорит он. – Почему ты здесь?
Я продолжаю идти молча, обходя деревья, и едва-едва ухитряюсь сохранить достоинство, когда спотыкаюсь о выступающий корень. Теплая ладонь Лео обхватывает мое предплечье, чтобы не дать упасть. Я дергаю плечом и стряхиваю ее.
– И тогда я скажу тебе, почему пришел, – предлагает он.
Мы уже подошли к задней калитке, и действительно, она не заперта. Я останавливаюсь, положив одну руку на кованую фигурную железную стойку, обвитую плющом, а другую уперев в бок.
Одной части меня плевать, почему он здесь. Я просто раздражена тем, что он вообще здесь оказался. Я уже несколько лет не находилась так близко к нему. После того как мы перешли в старшую школу, у нас редко бывают общие уроки, а встречаясь в коридорах, мы даже не смотрим друг на друга. Только глядя в свое окно, я иногда видела, как он пропалывает многолетние растения. Я старалась держаться от него подальше, даже брала дополнительные смены в кулинарии в те дни, когда, как мне было известно, он работал на территории особняка. И до сих пор мне отлично удавалось избегать его.
Но разумеется, в ту ночь, когда мне совершенно точно ни к чему кого-то видеть, он тут как тут. И так же, как я, он тоже полагал, что этой ночью будет здесь один.
Он принимает молчание за любопытство, и, к сожалению, он прав. Он медленно засовывает руки в карманы худи, на груди которого изображены две скрещенные хоккейные клюшки. И достает две вещи, от вида которых у меня замирает сердце.
В правой руке он держит лист плотной открыточной бумаги, теперь пропитанный водой бассейна, но чернила на нем видны все так же ясно, и я сразу узнаю почерк.
А в левой у него зажат пластиковый тубус.
Он показывает кивком на мой пластиковый тубус, который я так сильно сжимаю в кулаке, что костяшки пальцев побелели.
– Похоже, они близняшки.
Я быстро выхожу из калитки – мне необходимо повернуться к нему спиной, чтобы он не увидел, как я потрясена. Но он обвивает рукой мою талию и заставляет свернуть. Я невольно вскрикиваю от его неожиданного прикосновения, и он, наклонившись, шепчет:
– Ты едва не попала в камеру видеонаблюдения.
– Здесь же нет камер, – возражаю я, отстранившись от него, но продолжая
